Чем дальше от милой сердцу Франции. Тем холоднее ветра и суровее лица тех, кто встречал королевский кортеж. Уже не лишним казались гасконцы, сопровождавшие Генриха Валуа в Польшу, все реже можно было увидеть будущего короля Польши веселым и беззаботным. Улыбки его были цветами, политыми наставлениями матушки и собственной осторожность. Может, и радовали взоры, но ни аромата, ни тем паче доброго плода от этих цветов ждать не приходилось. Вот и Франкфурт не радовал молодого Валуа. Ни почестей, ни радушия ждать не приходилось. Спасибо, что не закрыли перед ними ворота, оставив устраивать ночлег за стенами города.

- Что вы сказали о Бюсси? – подозвал он к себе Антрагэ. – Он затеял ссору с поляками?
Вздохнув, Шарль признал, что да, так и есть. И не только затеял, но и условился о поединке.
- Кровь Господня, - тихо выругался Генрих. – Он в своём уме?
Впрочем, следовало признать, что как раз в своем. И то, сколько недель в пути и никаких дуэлей, чего доброго решат, что Луи де Клермон стал думать, прежде чем бросаться оскорблениями…
- Кто же был зачинщиком?
В ответе Генрих Валуа был почти уверен. Но даже если вдруг он ошибется – ссора с поляками сейчас более чем неуместна. И боле чем нежелательна. Ибо немедленно станет политической – даже если господа поспорили о цвете неба.
- Вот что, найдите мне де Клермона, - распорядился Его высочество. Я сумею охладить его горячую голову.

Ему предстоит стать королем польским и это весьма дурное начало его царствования. Оно уже не радовало, хотя корона еще не опустилась на его голову, но в чем состоит его долг перед Францией Генрих понимал. Он Валуа – и должен преумножить славу этого дома. И проступки его приближенных будут все равно что его собственными проступками. Если горячая голова, Луи де Клермон, этого не помет, то ему будет лучше вернуться в Париж.
Толпа, собравшаяся возле Ратуши неохотно расступилась перед вооруженными всадниками, пропуская французского принца крови, виновного в смертях их единоверцев. На крыльцо Ратуши вышли те, кому поручено было его встретить и Генрих снова нацепил на лицо улыбку, от которой уже болело лицо. Улыбайся, Генрих, улыбайся, пусть никто не знает, что у тебя на сердце.

Маленький Тома вылетел из трактира с широко распахнутыми то ли от страха, то ли от изумления глазами, цепко схватил белобрысого парня за рукав.
- Там… Там…
Что «там» происходит, стало понятно и без объяснений, пронзительный крик Маргариты был хорошо слышен даже во дворе.
- Вот выродок, он времени зря не теряет! – Вскинулся молодой немец. – Тома, к кузнецу беги. Виллем – крепкий мужик, и подмастерья ему под стать. Главное, чтобы этот французик не улизнул теперь.
Конь незваного гостя  - в кузнице, вот пусть и остается там, а пешком по городу далеко не убежать.
Сам белобрысый с вилами в руках бросился в «Веселую  кружку», за ним спешил толстяк-брюгер, а следом повыскакивали и все остальные посетители трактира, кто с чем в руках. По большей части это были тяжелые деревянные табуреты, а еще стоящая у камина кочерга и большой вертел, подхваченный прямиком из жаровни.
- Нет, не надо, - уж не кричала, а скорее застонала оглушенная ударом Гретхен, понемногу приходящая в себя. – Не трогайте, я не хочу…
- Ты чего тут удумал?! – группа поддержки ввалилась на кухню, и там сразу стало тесно. Возглавлял «представительство горожан Спрендлингена» парень с вилами. Простой работяга, - вряд ли он был хорошим бойцом, - если бы не одно «но» - длина вил. Четыре грязных, со следами свежего коровьего дерьма, железных зубца метили прямо в грудь Бюсси, и достать белобрысого клинком, минуя эти четыре зубца, было весьма проблематично.
Кто-то из задних рядов швырнул в Бюсси глиняную кружку, промахнулся, она врезалась в стену над головой Луи и де Клермона. А вот полуобглоданное гусиное крыло угодило точно в цель.
- Бабы наши нравятся? Посмотрите-ка на него!

* * *

- Найдите ему де Клермона, - тихо злился Антрагэ. Злился он, кстати говоря, на всех. И на Бюсси, который некстати исчез, и на жителей Франкфурта, наглых и непочтительных, и на саму невозможность их как следует поколотить. Стоит только Генриху спустить на этих глупых бюргеров гасконцев господина де Бельгарда, и все они кровавыми слезами умоются. Но нет, нельзя.
- И где нам его искать? Может, проще звезду с неба? Монтиньи, вы не знаете, где Бюсси?
- Мне показалось, что у него лошадь захромала. Где-то еще час назад. Он свернул...
- Раз вы все знаете, какого дьявола молчите? Езжайте, найдите нашего храбреца, его требует к себе король.
- Ладно, - после коротких раздумий согласился Франсуа. Выслушивать оскорбления, что бросали им из толпы, ему не нравилось. Пока он будет «искать Бюсси», может, во Франкфурте поулягутся страсти.
Юноша развернул коня, гасконцы пропустили его, а горожане, неохотно, но уступили дорогу. При этом Монтиньи предпочел не обращать внимания на выкрики «Трус!» и «Глядите, драпает!». Чертовы немцы, наглецы и еретики!

Отредактировано Франсуа де Лагранж (2024-02-15 05:19:28)

Капитана городской стражи крики под стенами казармы оторвали от раннего ужина. Казарма, она же тюрьма, была под стать городку, небольшая, но обстоятельная, в ней отчаянно скучала пара должников и один залетный воришка. Все вели себя прилично, и тут вдруг ор и вопли, что за напасть! Выглянув на улицу, офицер, чин которого был любезным подарком от магистрата, потому что горожанам хотелось, чтобы у них на службе имелся целый свой капитан, растерялся окончательно: это что еще за толпа? Что за француз? Что он сделал с Гретхен? Да кончайте уже орать, не разобрать ничего!
Прихватив с собой для верности двух караульных, капитан помчался в «Веселую Кружку». Еще не понимая толком, кого от кого ему предстоит спасать: трактирщицу от насильника, или насильника – от расправы. Вторе выглядело более вероятным, потому что многие горожане, несмотря на снегопад, высыпали из домов в самом воинственном настроении, толпились  и во дворе трактира, и на улице, а уж на кухню стражники протолкнулись, только пустив в ход пинки, тычки древками алебард и имя графа д’Исамбурга, хозяина окрестных земель.
- Что тут происходит? – строго вопросил капитан, неодобрительно покосившись на вилы. Все «свидетели» заорали разом, указывая на воинственного вида дворянина с обнаженной шпагой в руках.
«Зря это он так, курепчик, народ нынче к дуэлям не расположен, поленом огреет – и в канаву. Или вон вилами. Еще б цеп сюда притащили, мужичье!».
- Сударь, я вынужден арестовать вас,- объявил немец на латыни. Французского он, разумеется, не знал, а немецкого этот иностранец, верно, не разумеет. Зато шпага у него длинная, боевая, а смертоубийство им не с руки. Как и скандал, который грянет, если этот господин окажется достаточно знатен. – И поверьте, я сейчас оказываю вам услугу, оглянитесь по сторонам. Вокруг «Веселой Кружки» дело обстоит еще хуже. Так что вам путь или со мной в тюрьму, или без меня – на небеса.

- Что ты несешь, дуралей! – тем временем усомнился Монтиньи в заявлении примчавшегося к его людям слуги. «Бюсси» и «убивают» как-то непривычно звучало рядом.
- Господом нашим клянусь, шевалье. Бюргеры словно ополоумели.
«Прекрасно, и тут тоже».
- Веди, - велел он, хотя дорога, если разобраться была всего одна, вот как раз на этой развилке Луи де Клермон и оставил кортеж.

- Еще французы! – заорал какой-то мальчишка, завидев всадников. И, перемахнув через забор, был таков.
«Ну, французы, но не чума ведь», - хмыкнул Монтиньи, разглядывая настороженных горожан. Что-то людно тут у них, народные гуляния? Ладно, мы такие «гуляния» сегодня уже видели.
- Мы ищем нашего соотечественника, господина де Бюсси, - громко сообщил Франсуа всем заинтересованным. И незаинтересованным тоже. - И очень надеемся, что он в добром здравии.
- Лошадь моего хозяина вон там, на конюшне, - пояснил диспозицию слуга. – А сам он… был в трактире.

Отредактировано Франсуа де Лагранж (2024-02-16 23:47:34)

- В тюрьму? – недовольно переспросил Монтиньи. – Однако…
Он оглядел улицу, занимая голову нехитрой арифметикой. Их с Бюсси двое, в добавок слуги, и его, и Луи де Клермона. Если бы им противостояли только эти два служивых с алебардами и немецкий капитан, то о перспективах тюрьмы можно было бы позабыть немедля. Но на улице толпились горожане, будь они неладны. И даже тут, пожалуй, можно прорваться, если действовать быстро и решительно. Только стоит ли?
Про дуэль с Томицким Монтиньи подумал уж в последнюю очередь. Кажется, сами Небеса против этого кровопролитья, или просто неудачное стечение обстоятельств.
- Я все сделаю, Бюсси, не сомневайтесь, но сначала попробую вас вызволить, – пообещал молодой человек, а затем строго и надменно, как и подобает знатному и занятому господину, обратился к немецкому капитану:
- Господин офицер, это совершенно неприемлемо. Господин Луи де Клермон – придворный, он друг нашего короля, удерживать его тут невозможно, я послан специально для того, чтобы сопроводить господина де Бюсси во Франкфурт.
Немец выслушал латынь француза со всей возможной внимательностью, слава богу, тот знал ее неплохо, так что все было понятно. Причем не только ему, но окружающим. Толпа возмущенно зашумела.
- Это невозможно, сударь. При всем моем уважении к вашему королю, - голос его заметно подернулся насмешкой, Франция была слишком далеко, чтобы имена французской знати имели власть над умами бюргеров из Спрендлингена. – Ваш соотечественник совершил преступление, покусился на честь женщины, и предстанет перед судом графа д’Исамбурга. Так вашему королю и передайте.
Горожане снова зашумели, на этот раз одобрительно.

Монтиньи вздохнул. Понимая, что офицер сейчас такой же заложник ситуации, как он и Бюсси. Может, он и рад бы оказать французским дворянам любезность, но народ решительно против. Может, им удастся продолжить разговор без народа?
- Если позволите, я провожу вас… до тюрьмы, господа, - предложил свое содействие он. – А потом попрошу изложить мне подробности происшествия. Поверьте, с королями не шутят, с их недовольством – тем более.
- Прошу вас, - капитан коротко кивнул. И скорбная процессия двинулась к центру Спрендлингена.
- Ступай, приведи коня господина де Бюсси, - велел Франсуа слуге. -  Бюсси, это правда? То, что он говорит? – переспросил он уже у самого товарища. - Вы публично покусились на честь дамы… Боже, хоть покажите мне ее!
Он оглядывался на лица горожанок, свежие и не очень, юные и постарше, миловидные, и не дай бог встретить вечером. Но не видел ни одного, стоящего того, чтобы ради него садиться в дрянную провинциальную тюрьму.

Отредактировано Франсуа де Лагранж (2024-02-18 19:46:37)

Из-за трактирщицы? Вот тут самое время было задуматься, а стоит ли рассказывать королю такие именно подробности.
- Что ж, проходите, - тем временем предложил капитан, и это означало, что они на месте. – Только без глупостей.
Да какие глупости, право слово. Все их сегодня, похоже, совершил господин де Бюсси. Причем, за всех. К тому же внутри оказалось больше солдат, видимо, все те, кто не в карауле. Хотя, казалось бы, что можно стеречь в эетой дыре.
- Вам сюда, сударь,- немец указал арестованному на одну из камер,- три каменные стены, четвертая – решетка, так, чтобы заключенный всегда оставался на виду. – И шпагу вашу отдайте дежурному, будьте любезны.
- Вы все же не оборванца на большой дороге арестовали, – возмутился подобной бесцеремонности Монтиньи. – Невозможно запереть дворянина в таком убожестве, еще и требовать от него шпагу.
- Вас послушать, господа придворные, так у нас в Спрендлингене и вовсе не найдется достойного вас жилища. Зачем, спрашивается, приехали? А шпага… Что с ней делать, в камере-то. С мышами воевать?
-  Послушайте, - Монтиньи, усилием воли проглотив все рвущиеся наружу дерзости, заговорил тихо, при этом даже доверительно взял немца под локоть. – Вы же понимаете, произошло досадное недоразумение, мы просто неправильно друг друга поняли, чужая страна, непривычный язык…
- Если вы так ведете себя в чужой стране, представляю, что творится в вашей…
- Ну, полноте, сударь. Я хочу услужить своему королю и избежать неприятностей… Для всех. Поэтому я готов… возместить…
- Деньги я возьму, - прямо ответил немец. – Но только за новый тюфяк и на пропитание и выпивку вашему приятелю, чтоб не заскучал. А что до стального, подите сюда.
Он подвел Монтиньи к окну: вокруг тюрьмы, несмотря на погоду, продолжали толпиться горожане.
- Вдвоем вы просто не сможете уехать, сударь, - пояснил офицер. – Дай бог, чтобы вас одного отпустили.
- Они что же, всю ночь собираются тут стоять?!
- А я почем знаю. Это не запрещено. Я сейчас пошлю гонца во Франкфурт, поедете, если желаете, вместе. Он – к моему начальству,  вы – к своему.
- Дело плохо, Бюсси. – сообщил Монтиньи товарищу. – Ваши новые почитатели стерегут тюрьму снаружи. И мне придется ехать к Генриху без вас. Обещаю нестись, быстрее ветра.

Монтиньи таки вытребовал у немецкого капитана письменное объяснение, тот не стал спорить, все равно нужно было отписать то же самое для собственного начальства. А затем, тихо, чтобы товарищ не мог расслышать этого разговора, попросил позаботиться о коне и шпаге господина де Бюсси. Можно было, конечно, перепоручить все это слуге, но тогда пришлось бы оставить в Спрендлингене и слугу тоже, в той самой гостинице, с которой и начались злоключения французов.  Мало ли что местные бюргеры сотворят с бедолагой, вдруг на ужин себе зажарят.
- Все будет в целости и сохранности, сударь, - заверил немец. – У нас с этим строго.
А затем можно было возвращаться во Франкфурт.

К тому времени уже стемнело окончательно, но горожане, - что удивительно, - все еще вертелись подле тюрьмы, и провожали удаляющихся французов настороженными взглядами, будто и правда высматривали, не уезжает ли с ними преступник. Франсуа прямо даже захотелось заглянуть в «Веселую кружку» и посмотреть, что же там за трактирщица такая, раз из-за нее, как из-за Прекрасной Елены, вот-вот Троянская война глянет.
Но вестовой, которого отправил капитан, просил не отставать, так что поглазеть на крошку Гретхен Монтиньи так и не удалось. Зато их спутник хорошо знал дорогу, так что даже в темноте они добрались до Франкфурта ни разу не заблудившись, и ни в какие неприятности не ввязавшись.
«Тут даже разбойников нет, - загрустил Монтиньи.- Вот скука! Впрочем, разбойники были, эти канальи в городе нас встречали».
Страсти у ратуши уже утихли, молодой француз был уверен, что товарищи при случае распишут ему все подробности усмирения бюргеров в цветах и красках, но сейчас он спешил к Генриху Валуа.

Торжественный прием в замке был в самом разгаре, так что Монтиньи даже задумался о том, а не отложить ли свои объяснения до более спокойного момента. Но ведь Бюсси сидит в тюрьме, там ему, бедняге, каждый час – за два.
Антрагэ любезно уступил ему место, чтобы «недобрый вестник» мог сесть рядом с Генрихом. Бюсси не вернулся вместе с Монтиньи, это занятно.
- Сир, - в полголоса заговорил Франсуа, потирая замерзшие мочки ушей, погода оставалась скверной, а ночью похолодало еще сильнее. – Тут такая история…

Лицо Монтиньи вытянулось от изумления. Он, признаться, ожидал от принца иной реакции.
- Не тревожьте нашего Генриха, Франсуа, - вмешался в происходящее Антрагэ, который может и не разобрал всех подробностей разговора, но все же расслышал достаточно. Блистательного Бюсси арестовали бюргеры в какой-то богом забытой дыре за, - господи прости, -  попытку задрать юбку трактирщице. Арестовали, собираются судить и не желают отпускать без личного распоряжения какого-то тоже местного графа.
Браво, и да здравствует любовь!
Его брата и хорошенькой блондинки де Сабле, разумеется.

Про судьбу молодого поляка, которому не видать дуэли с Бюсси, Антрагэ совершенно не переживал, хотя и этому повезло, признаться.
А Бюсси… сам виноват. Писал бы сонеты Маргарите Валуа так, как ее брат строчит послания Клевской, был бы сейчас в ратуше, а не в тюрьме. Променять прекрасную Марго на какую-то провинциальную трактирщицу, фу! Он просто должен быть наказан за неразборчивость, Господь с небес все подмечает.

- У нас и без того выдался отвратительный вечер, будь прокляты местные протестанты, они всерьез попытались припомнить нам ночь Святого Варфоломея, канальи.

Шарль вспомнил тот неприятный момент, когда его едва не стащили с коня с намерением поколотить, а может и не только. Его, дворянина и придворного, какие-то вздорные немецкие горожане, булочники и сапожники, чтоб их черти в Преисподней в кипящем масле сварили! Хорошо, что гасконцы были на чеку.

- Генрих в изрядном раздражении, да и прием тут совсем не так хорош, как те, что нам устраивали в Лотарингии. Погода все хуже, женщины все страшнее, язык… будто вороны кругом каркают. А тут еще Бюсси… Мой вам совет, Монтиньи, хотите вступиться за господина де Клермона, выберите более подходящий момент. Я сочувствую его положению ничуть не меньше вашего, но сейчас лучше оставить все, как есть.

Отредактировано Шарль Антрагэ (2024-02-24 20:27:56)

В покоях, любезно предоставленных Генриху Валуа, гуляли такие сквозняки, что французский принц и король польский заподозрил, что немцы таким вот нехитрым способом решили отомстить ему за смерть единоверцев. Укладываться в ледяную постель Генриху тоже не хотелось, как и отпускать своих дворян. Французская речь казалась музыкой, шутки, хотя и несколько натянутые (всем было не до веселья) согревали душу – все же есть, есть рядом с ним верные дворяне, готовые пойти за своим принцем хоть на край света, хоть в варварскую Польшу. Эти соображения заставили его более милостиво принять заступничество Франсуа де Лагранжа.

Конечно, Бюсси поступил глупо – трактирщица, вы подумайте. Конечно, ему следует преподать урок. Но преподать Бюсси урок – это его прерогатива. К тому же дуэль с Миколаем Томицким не состоялась и Генрих Валуа был этому рад. Если Господь, в своей мудрости, подсунул Луи де Клермону трактирщицу, чтобы не дать ему устроить скандал, который было бы трудно потушить, то он, Генрих, склоняется перед волей Всевышнего. С отцом молодого поляка следовало держаться учтиво, хотя он принцу вовсе не нравился. Эти поляки… гордость, усы и меховые шапки. Валуа видел, что они не понимают его, и, еще не короновавшись, уже потерял желание понять их. Привыкнут – беспечно махнул он рукой в ответ на вразумления Гонди. Привыкнут – это им оказали честь, а не наоборот…

- Предлагаете взять тюрьму штурмом, Монтиньи? – устало поинтересовался Генрих, вытягивая к камину (в котором, хотя бы, горел огонь – и на том спасибо) ноги.
- Недурное вышло бы развлечение, - хохотнул придворный. – Я бы с радостью преподал этим бюргерам урок! Бросать в тюрьму французского дворянина!
- Из-за трактирщицы, - поддакнул ему другой, и Генрих понимающе усмехнулся – трактирщицу Луи де Клермону долго не забудут.
- Ну-ну, господа, - примиряюще улыбнулся он. – Мы же не видели ту трактирщицу, Монтиньи, а вы видели? Впрочем, не важно… Господа, а вы что думаете? Антрагэ? Капитан де Бальзак? Следует ли нам выучить господина де Бюсси из этой передряги?

В сущности, дурной прием, которого они удостоились перед Ратушей и в Ратуше уже склонил Генриха Валуа на сторону Луи де Клермона. Слишком много чести этим господам, оставить в тюрьме своего придворного. Пусть заплатит за ущерб… хотя, какой там ущерб, за этот ущерб придворные дамы сами готовы были доплачивать… Но послушать мнение других все же хотелось – да и дать всем присутствующим возможность позубоскалить вволю насчет Бюсси. Придворные этой возможностью тут же воспользовались и тут же стали драть шкуру отсутствующего тут медведя, паки свора кровожадных гончих.

- Невозможно запретить птицам летать, а мужчинам – отстаивать свою правоту с оружием в руках, - заметил капитан де Бальзак.

Тут вроде все и просто, и сложно одновременно. Со временем, особенно если служба обязывает тебя разнимать и разоружать задир, а не пополнять их ряды, невольно начинаешь задумываться о том, за что не зазорно рискнуть жизнью, а ради чего умереть просто глупо и недостойно, будь ты хоть три раза со шпагой в руках. Раньше господин де Бальзак не слишком беспокоился о том, какое огорчение доставляет наша смерть нашим близким, но с тех пор, как в его жизни появилась Изабель де Лаваль, начал размышлять и об этом.
Не терпелось пожелать Генриху Валуа спокойной ночи, еще раз проверит караулы, и поспешить к ней. В мыслях Шарль никогда не называл маркизу любовницей, только возлюбленной. И старательно оберегал ее репутацию. К счастью, как офицеру охраны, ему было несложно, в любом из замков и дворцов, где они останавливались,  подобрать для очередного нежного свидания местечко, надежно срытое от посторонних глаз. Так, что об этой связи по-прежнему оставались осведомлены только те, кому капитан доверял. Например, его брат. Волокита и повеса, он все же умел хранить секреты, особенно если речь шла о членах семьи. А маркиза…

Господи, его сейчас о Бюсси спрашивают, но не так-то просто выкинуть из головы любимую женщину в тот миг, когда с нетерпением ждешь свидания с ней.
- Если вы ждете безусловной преданности от своих друзей, сир, негоже бросать их в беде, - заключил де Бальзак.  – Но и мой брат по-своему прав. Если необходимость выпрашивать для господина де Бюсси свободу окажется для вас неприемлемой, дело придется отложить до более подходящего момента. Ради того, чтобы услужить вам, мы готовы вынести любые неудобства. Уверен, господин де Клермон - не исключение. Он все поймет.